Человек крайностей
Веки были тяжелые, во рту было горько. Вечерело. Кику кликнул «Сохранить», отодвинул ноутбук, откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Это был очень долгий день. Но, что немаловажно, день субботний, значит, ближайшие двадцать четыре часа можно спать, спать, спа-а-ать…
Япония открыл глаза. В одном углу рабочего стола лежала аккуратная стопка документов, в другом – принтер, посередине стоял ноутбук, оставшееся пространство занимали мятые пластиковые стаканчики из-под кофе с примесью чего-то генки. Богатый опыт обращения со всевозможными препаратами для поддержания жизни трудоголиков подсказывал, что этой ночью заснуть не получится. Работа обрыдла. Что делать? Идти домой?
В кармане зажужжало. Хонда достал мобильный, прочитал смс-ку от Кореи: «Братан, ты жив еще?», написал «Нет» и крепко задумался. Уже вторую неделю Им гостил у него по случаю ноябрьских праздников («А ты знал, что японскую культуру придумали корейцы?»), шумя и гадя; из-за него, кстати, пришлось временно отдать Поччи-куна в приют для собак, мало ли что. Идти в гости самому? Слушать жалобы Яо, шугаться плотоядно глядящего Гонконга, задыхаться от благовоний Сейшел? Хотя по сравнению с западными странами его родственники были вполне еще ничего. Не вламывались в комнату посреди ночи с диким воплем «Япония, я слышал бензопилу!!», не показывали пьяный стриптиз в боксерах с британским флагом, не выходили к столу в одной розочке, не кормили насильно макаронами, не прятали порнографию за упаковками сосисок и не помахивали важно краном: «Помнится, ты говорил что-то о Курилах…». В принципе, можно было пойти в ночной рейд по гнездовьям гопников, но этим вечером гипертрофированное чувство справедливости взяло отгул и образумливать малолетних полудурков, начитавшихся манги про брутальных пэтэушников, совершенно не хотелось.
Кику встал и, хрустя шеей, подошел к окну. Небо было уже совсем черное, а город пестрел неоном и автомобильными фарами. Кику смотрел на мельтешащие огоньки и мельтешащих людей, и в голове его созрел план, следуя которому он смахнул стаканчики в мусорную корзину, утрамбовал портфель документами, ответил на корейское «А чо так?» «Работы выше крыши», спровадил секретаршу домой отсыпаться и вышел в ночь. Визжали шины и обворованные гяру, ржали веселые бизнесмены с галстуками на лбу, обычные японские школьники торопились домой после тренировки с битами наголо, с гладкой стены небоскреба сверкала румянцем большеглазая лоли, а Кику пробивался сквозь толпу в сторону «злачного места» - так он назвал это заведение, проводя Америке экскурсию по городам и весям. «О, давай зайдем!» - обрадовался тогда Джонс, и как же Японии удалось его отговорить?.. А, точно - рассказал про дресс-код и кинул многозначительный взгляд на закатанные джинсы, драные кроссовки и фирменную футболку Старбакс.
Кику открыл дверь, и на звук музыки ветра обернулся миловидный гардеробщик.
- О, Хонда-сан, давно вас не видно!
- Работы выше крыши, - виновато улыбнулся он и отдал гардеробщику пиджак. – А Ми-чан…?
- Сегодня здесь, - в свою очередь улыбнулся парень и протянул Кику номерок. – На днях спрашивал про вас. Проходите, пожалуйста, - услужливо открыл следующую дверь.
От светомузыки закружилась голова и заложило уши. «Старею,» - вздохнул Япония, направился к бару, запнулся о стоящего на коленях полуодетого шатена, извинился и крикнул бармену:
- Джинги, пожалуйста!
Стоял душный запах чего-то сладкого. Глаза попривыкли к разноцветному полумраку, и Кику смог во всех подробностях рассмотреть сидящих на чужих коленях, извивающихся в танце (скажем так) и разносящих напитки мальчиков. Многообразие типажей поражало: женоподобные плаксы, жилистые «пуритане», изображавшие неопытность; для особо тонких извращенцев из Намибии выписали накачанного негра, черного больше от татуировок, чем по природе своей. Хонда меланхолично потягивал свой коктейль, ища в калейдоскопе тел своего любимчика, когда поставили новый трек, поначалу очень тихий и даже романтичный. Свет затушили, на сцену указал одинокий софит. Япония снялся с насиженного места и переместился поближе.
Из темноты в направленный луч света вынырнул блондинчик. Ну, не просто блондинчик: помимо ошеломительно густых пшеничных волос у него были полные губы, обиженное личико, кожаные брюки в облипку и шикарная задница. Те, кто не танцевал и не кончал сладким мальчикам мимо рта, засвистели: «Ми-чан, Ми-чан!» Блондинчик моргнул, провел языком по губам, взялся рукой за шест, и в тот момент Хонда выпал из реальности, а работавшее на автопилоте сознание выхватывало из внешнего мира отдельные картинки, достойные включения в иллюстрированный мануал для начинающих, вроде Ми-чана, трущегося промежностью о шест, Ми-чана, выгибающегося с утробным стоном, или Ми-чана, с треском рвущего штанины. Отработанные телодвижения приводили зрителей в экстаз, Кику же сидел с выражением в высшей степени непонятным и молчал. Очевидно, именно поэтому Ми-чан его заметил и встал напротив на четвереньки. Япония чувствовал, как врезается в его плоть шов брюк, чужие пальцы в собственных волосах, на шее, под рубашкой и тяжесть на бедрах – восходящая звезда под разочарованные вздохи зрителей спустился со сцены Кику на колени. Последний не то чтоб боролся с желанием потрогать обнаглевшего жиголо, а скорее не мог выйти из ступора. Профессиональная гордость Ми-чана была задета, и только нечеловеческим усилием воли Хонда смог отстраниться – все-таки очень не хотелось объясняться с «братаном» по поводу спермы на брюках. Стриптизер смотрел на него с непониманием. Япония покачал головой, вытянул из заднего кармана бумажник и сунул за резинку плавок выгнувшегося в ожидании получки Ми-чана купюру, не разобрав в темноте номинал. Ми-чан удовлетворенно мурлыкнул что-то вроде «Заходите чаще» и выпустил клиента на волю.
Брагинский затянулся и еще раз пересмотрел фотографии.
- Ну, Лизка, что сказать… хвалю.
- Еще б не хвалил! – Хедервари приосанилась. – Но можно вопрос задать?
- Да, разрешаю сделать копии для личного пользования.
- Еще б не разрешил!.. Но я не о том. Зачем тебе они?
- Как бы сказать… Понимаешь, говорил он что-то о Курилах…
Это был очень долгий день. Но, что немаловажно, день субботний, значит, ближайшие двадцать четыре часа можно спать, спать, спа-а-ать…
Япония открыл глаза. В одном углу рабочего стола лежала аккуратная стопка документов, в другом – принтер, посередине стоял ноутбук, оставшееся пространство занимали мятые пластиковые стаканчики из-под кофе с примесью чего-то генки. Богатый опыт обращения со всевозможными препаратами для поддержания жизни трудоголиков подсказывал, что этой ночью заснуть не получится. Работа обрыдла. Что делать? Идти домой?
В кармане зажужжало. Хонда достал мобильный, прочитал смс-ку от Кореи: «Братан, ты жив еще?», написал «Нет» и крепко задумался. Уже вторую неделю Им гостил у него по случаю ноябрьских праздников («А ты знал, что японскую культуру придумали корейцы?»), шумя и гадя; из-за него, кстати, пришлось временно отдать Поччи-куна в приют для собак, мало ли что. Идти в гости самому? Слушать жалобы Яо, шугаться плотоядно глядящего Гонконга, задыхаться от благовоний Сейшел? Хотя по сравнению с западными странами его родственники были вполне еще ничего. Не вламывались в комнату посреди ночи с диким воплем «Япония, я слышал бензопилу!!», не показывали пьяный стриптиз в боксерах с британским флагом, не выходили к столу в одной розочке, не кормили насильно макаронами, не прятали порнографию за упаковками сосисок и не помахивали важно краном: «Помнится, ты говорил что-то о Курилах…». В принципе, можно было пойти в ночной рейд по гнездовьям гопников, но этим вечером гипертрофированное чувство справедливости взяло отгул и образумливать малолетних полудурков, начитавшихся манги про брутальных пэтэушников, совершенно не хотелось.
Кику встал и, хрустя шеей, подошел к окну. Небо было уже совсем черное, а город пестрел неоном и автомобильными фарами. Кику смотрел на мельтешащие огоньки и мельтешащих людей, и в голове его созрел план, следуя которому он смахнул стаканчики в мусорную корзину, утрамбовал портфель документами, ответил на корейское «А чо так?» «Работы выше крыши», спровадил секретаршу домой отсыпаться и вышел в ночь. Визжали шины и обворованные гяру, ржали веселые бизнесмены с галстуками на лбу, обычные японские школьники торопились домой после тренировки с битами наголо, с гладкой стены небоскреба сверкала румянцем большеглазая лоли, а Кику пробивался сквозь толпу в сторону «злачного места» - так он назвал это заведение, проводя Америке экскурсию по городам и весям. «О, давай зайдем!» - обрадовался тогда Джонс, и как же Японии удалось его отговорить?.. А, точно - рассказал про дресс-код и кинул многозначительный взгляд на закатанные джинсы, драные кроссовки и фирменную футболку Старбакс.
Кику открыл дверь, и на звук музыки ветра обернулся миловидный гардеробщик.
- О, Хонда-сан, давно вас не видно!
- Работы выше крыши, - виновато улыбнулся он и отдал гардеробщику пиджак. – А Ми-чан…?
- Сегодня здесь, - в свою очередь улыбнулся парень и протянул Кику номерок. – На днях спрашивал про вас. Проходите, пожалуйста, - услужливо открыл следующую дверь.
От светомузыки закружилась голова и заложило уши. «Старею,» - вздохнул Япония, направился к бару, запнулся о стоящего на коленях полуодетого шатена, извинился и крикнул бармену:
- Джинги, пожалуйста!
Стоял душный запах чего-то сладкого. Глаза попривыкли к разноцветному полумраку, и Кику смог во всех подробностях рассмотреть сидящих на чужих коленях, извивающихся в танце (скажем так) и разносящих напитки мальчиков. Многообразие типажей поражало: женоподобные плаксы, жилистые «пуритане», изображавшие неопытность; для особо тонких извращенцев из Намибии выписали накачанного негра, черного больше от татуировок, чем по природе своей. Хонда меланхолично потягивал свой коктейль, ища в калейдоскопе тел своего любимчика, когда поставили новый трек, поначалу очень тихий и даже романтичный. Свет затушили, на сцену указал одинокий софит. Япония снялся с насиженного места и переместился поближе.
Из темноты в направленный луч света вынырнул блондинчик. Ну, не просто блондинчик: помимо ошеломительно густых пшеничных волос у него были полные губы, обиженное личико, кожаные брюки в облипку и шикарная задница. Те, кто не танцевал и не кончал сладким мальчикам мимо рта, засвистели: «Ми-чан, Ми-чан!» Блондинчик моргнул, провел языком по губам, взялся рукой за шест, и в тот момент Хонда выпал из реальности, а работавшее на автопилоте сознание выхватывало из внешнего мира отдельные картинки, достойные включения в иллюстрированный мануал для начинающих, вроде Ми-чана, трущегося промежностью о шест, Ми-чана, выгибающегося с утробным стоном, или Ми-чана, с треском рвущего штанины. Отработанные телодвижения приводили зрителей в экстаз, Кику же сидел с выражением в высшей степени непонятным и молчал. Очевидно, именно поэтому Ми-чан его заметил и встал напротив на четвереньки. Япония чувствовал, как врезается в его плоть шов брюк, чужие пальцы в собственных волосах, на шее, под рубашкой и тяжесть на бедрах – восходящая звезда под разочарованные вздохи зрителей спустился со сцены Кику на колени. Последний не то чтоб боролся с желанием потрогать обнаглевшего жиголо, а скорее не мог выйти из ступора. Профессиональная гордость Ми-чана была задета, и только нечеловеческим усилием воли Хонда смог отстраниться – все-таки очень не хотелось объясняться с «братаном» по поводу спермы на брюках. Стриптизер смотрел на него с непониманием. Япония покачал головой, вытянул из заднего кармана бумажник и сунул за резинку плавок выгнувшегося в ожидании получки Ми-чана купюру, не разобрав в темноте номинал. Ми-чан удовлетворенно мурлыкнул что-то вроде «Заходите чаще» и выпустил клиента на волю.
Брагинский затянулся и еще раз пересмотрел фотографии.
- Ну, Лизка, что сказать… хвалю.
- Еще б не хвалил! – Хедервари приосанилась. – Но можно вопрос задать?
- Да, разрешаю сделать копии для личного пользования.
- Еще б не разрешил!.. Но я не о том. Зачем тебе они?
- Как бы сказать… Понимаешь, говорил он что-то о Курилах…